Помимо этих высших вершин «внебарочное» искусство первой половины XVII в. и в других отношениях идет дальше и выше Ренессанса, являя собой более глубокое знание человеческой природы и более высокую степень реализма. Реализм этих гениев частью вообще установил «потолок» искусства феодально-буржуазной эпохи, частью непосредственно подготовлял его второй «потолок» — век Гете и Бальзака. Искусство барокко на такое место претендовать не может. Но барокко выросло в тех же исторических условиях и корнями своими переплетается с искусством трагического гуманизма. Пути того и другого находятся в разных направлениях, но в начале этих путей следы не всегда определенно указывают, в какую сторону пойдут те или другие ноги. В Шекспире есть несомненные черты барокко, и наоборот, мы находим «шекспировские» черты не только у таких драматургов, как Уэбстер и Форд, но и у самого отца английского барокко Донна.

Отойдя в существе своем от гуманизма Ренессанса, барокко однако не отвергло «языческого» наследия Ренессанса, как <не> отвергла его и контрреформация. Все языческие реквизиты Ренессанса в полной мере сохранены культурой барокко — от цицероновской латыни и классических ордеров архитектуры до мифологической эротики. Только функция этих элементов изменилась— как функция цицероновской латыни у иезуитов иная, чем у флорентийских гуманистов XV в. Это сохранение формального наследства Ренессанса кладет очень резкую грань между барокко и одним из магистральных течений «эпохи барокко» — воинствующим протестантизмом, по отношению к которому, по крайней мере в Англии, барокко приходится выступать в не совсем свойственной ему роли защитника светской и художественной культуры Ренессанса.