Старейшими и самыми верными учениками Донна были лорд Херберт из Чербери (1583—1648)1 и епископ Генри Кинг (1592—1669), в лучших своих вещах усвоившие самую интонацию Донна, особенно его цикла, к которому принадлежат «Экстаз» и «Прощание...». Но личная и страстная нота Донна у этих второстепенных поэтов сильно ослаблена, и донновская совершенная любовь получает у лорда Херберта гораздо более абстрактный, у епископа Кинга гораздо более умеренносемейный характер.

Лорд Херберт и Кинг — единственные поэты, усвоившие так или иначе эту центральную и наиболее личную тематику Донна. Остальные «метафизики» развивали два крайних звена его поэзии: одни — чувственную и светскую поэзию его самого раннего периода, другие — религиозную поэзию его последних лет. Из первых ближе всех к Донну Томас Кери (ок. 1595—1639) 2, — самая характерная фигура придворной поэзии времени Карла I. Блестящий кавалер, «либертин» и развратник, он умер от болезней, нажитых беспорядочной жизнью. Его религиозные стихи интересны только как грубый пример «грешника», обращенного к спасению души физическими последствиями своих грехов. Но <к> «светским» стихам Кери принадлежат самые блестящие образцы «каролинской» лирики. Они соединяют в себе дисциплину «метафизического» остроумия Донна со строгой стихотворной дисциплиной Бена Джонсона. Его «Песни» — самое отточенное, что есть во всей поэзии «метафизиков». Непосредственным учеником Донна он является в своих эротических элегиях («Разрыв»), в которых крайняя «вольность» воображения сочетается с безукоризненной пристойностью и изяществом словаря. Об его литературно-критических стихах я уже говорил, приводя его характеристику Донна.

Из «кавалеров» младшего поколения, участников гражданской войны, наиболее значительны сэр Джон Сэклинг (1609— 1642) 2 и Ричард Ловлес (1618—1658) 3. Сэклинг был при дворе Карла I своего рода литературный arbiter elegantiarum4. Память об его остроумии и об его эстетических приговорах сохранялась еще в начале XVIII в. В 1639 году, перед походом Карла I против восставших шотландцев, он на свой счет сформировал кавалерийский полк, оказавшийся в военном отношении никуда не годным и сразу оскандалившийся. После первых неудач короля в борьбе с парламент том Сэклинг покончил с собой. Ловлес был храбрым рядовым офицером королевской армии. Взятый в плен революционной армией, он некоторое время сидел в тюрьме и умер в бедности при диктатуре Кромвеля. На <примере> Сэклинга и Ловлеса можно особенно судить о том, как быстро исчезла та строгая дисциплина, которую Донн (и в другом роде Бен Джонсон) наложили на английскую лирику и исчезновение которой после смерти Донна предсказывал Кери. Стихи их — стихи дилетантов. Но Сэклинг сохраняет и усиливает разговорную простоту, завещанную ранними стихами Донна. Его изящная естественность сохранила ему популярность после победы классицизма, когда Другие метафизики были осуждены и забыты. Содержание его песен и «сонетов» — легкий любовный цинизм без большой глубины. Но особенно интересны в нем реалистические тенденции, проявившиеся в замечательном рассказе о свадьбе зажиточных крестьян, случайно увиденной им в Лондоне («Баллада о свадьбе»). Ловлес был дилетантом без изящества и легкости Сэклинга. Стихи его часто водянисты и бесформенны. Сочетание метафизической фантазии с неполным овладением поэтической формой приводит иногда к необычной путанице. Но отдельные вещи, как, например, цикл «метафизических» басен о животных, своеобразны и свежи. Главное же значение Ловлеса в нескольких небольших стихотворениях, с большим лирическим подъемом и прямотой выразивших «рыцарскую» экзальтацию романтиков феодального роялизма, сражавшихся за Карла I.

Гораздо разнообразнее и самостоятельней в отношении к Донну религиозная поэзия «метафизиков». Религиозность этих дворянских поэтов очень отличается от религиозности пуритан как XVI, так и XVII в. Пуритане XVI в., как Спенсер или Сидни, были гуманистами-иде- алистами, пользовавшимися языком христианства для оформления чисто гуманистического идеала гармонического и добродетельного человека. Пуритане эпохи революции были активными буржуазными идеологами, переводившими на язык Библии разнообразные интересы своего класса. Для тех и других не было резкой грани между светской и духовной жизнью. Для поэтов барокко религия была особой областью, стоявшей выше всех других, но несоизмеримою с ними. Религиозная поэзия возникает или, как у Донна и (на более низком уровне) у Кери, в результате покаяния и отказа от прежней грешной жизни, или как всепоглощающее занятие поэта, целиком посвятившего себя богу и церкви. Все крупнейшие религиозные поэты метафизической школы — Джордж Херберт, Крэшо, Воан и Трейерн — служители культа.

Все они, кроме католика Крэшо, англикане. Джордж Херберт (1593— 1633), младший брат Херберта из Чер- бери, аристократ, отказавшийся от двора, чтобы получить приход в провинциальном Девоншире,— яркий пример того духа пропаганды, который к концу царствования Якова I начал охватывать контрреформационное англиканство. Херберт — наиболее законченный представитель в Англии одной, не всегда учитываемой, стороны барокко, его интимности и «прозаичности». Поэзия его — наибольшее приближение в Англии к тому «народному», демагогически-популярному искусству, которое так пышно расцвело в Испании. Собрание его стихов «Храм»1 почти единственное произведение «метафизической » школы, имевшее широкую и длительную популярность вне дворянских и литературных кругов. До сих пор его перепечатки гораздо многочисленней перепечаток Донна и других «метафизиков» и носят совершенно иной характер.

Поэзия Херберта вполне основана на концептах. Но он строит свои концепты на сближении предметов повседневного обихода среднего прихожанина. В отличие от фантастической дробности и смены концептов Донна, Херберт строит свои стихотворения ясно и просто, как басни или притчи. Особенно доходчивыми д е лала его стихи величайшая разговорная чистота его языка, свободного от всякой литературности. Иной характер носит поэзия младших метафизиков Генри Воана (1622— 1695) 3 и Томаса Трейерна (ок. 1637—1674) 4. Оба были провинциалами, далекими от двора, сельскими священниками на Западе, т. е. в одной из наиболее отсталых, полуфеодальных частей Англии, и замкнутыми мистиками-индивидуалистами. Пантеистический характер их мистики, искавшей своего «опыта» прежде всего в явлениях природы, сближает их с пантеизмом романтиков.

Воан оказал влияние на Вордсворта, которого он очень часто напоминает. Русский читатель, читая Воана, будет невольно поражаться его нередкими перекличками с Тютчевым. Специфически «метафизические» черты у этих младших «метафизиков» заметно идут на убыль. Но на классицистов они резко не похожи, образуя как бы мост, переброшенный от барокко к преромантизму. Особняком от поэтов-англикан стоит Ричард Крэшо (ок. 1613—1649), перешедший в католичество, эмигрировавший в Италию и умерший там каноником Лоретской базилики. Крэшо после Кальдерона несомненно крупнейший поэт контрреформационного католичества XVII в.. Стихи его хаотичны, крайне неровны, нередко непомерно растянуты, но иногда они достигают очень большой силы. Его пафос — тот пафос чувственной любви, «сублимированный» в страстную жажду мистического сочетания с мистически любимым, которое в католичестве особенно связано с культом святой Терезы и «святого сердца Иисусова». Но эта чрезвычайная страстность и делает стихи Крэшо человечески содержательными. Крэшо самый барочный, самый неанглийский из поэтов английского барокко, и место, занимаемое им в английской поэзии, совершенно своеобразно. В последний раз английское барокко достигает тех вершин страстно-человеческой лирики, которых касался Донн, в творчестве Эндрю Марвелла (1622—1678). Марвелл — интересная и показательная фигура своего времени. Как политический деятель он был промежуточной фигурой и колебался между умеренным кромве- лианством и либеральным роялизмом. Его «Горациан- ская ода на возвращение Кромвеля из Ирландии» прославляет революционного диктатора и в то же время включает несколько строф, в которых идеализируется поведение на эшафоте казненного короля Карла. Член парламента 1661 г., он в этой английской chambre introuvable1 принадлежал к либерально-монархической оппозиции2. В своих сатирах он резко напал на позорное поведение Карла II в голландской войне 1667 г., но о великой революции отзывался как об ошибке, утверждая, что «все это дело надо было доверить королю ». Как поэт он тоже стоял на стыке разных направлений. Человек большой литературной культуры, он был (единственный из современных ему поэтов), с одной стороны, близок ренессансным традициям Мильтона, с другой — «метафизической» школе Донна.